Я стоял около окна, в которое утреннее солнце сквозь двойные рамы бросало
пыльные лучи на пол моей невыносимо надоевшей мне классной комнаты, и решал на черной доске какое-то длинное алгебраическое уравнение.
Неточные совпадения
Слепой звонарь запер дверь… Свет исчез, и лишь через некоторое время Анна Михайловна, робко стоявшая внизу, пока молодежь, толкаясь, подымалась по извилинам лестницы, — могла разглядеть тусклую струйку сумеречного света, лившуюся из какого-то косого пролета в толстой каменной кладке. Против этого
луча слабо светилось несколько
пыльных, неправильной формы камней.
Утренний полусвет, водянистый и сонный, наполнил комнату сквозь щели ставен. Слабыми струйками курились потушенные фитили свечей. Слоистыми голубыми пеленами колыхался табачный дым, но солнечный
луч, прорезавшийся сквозь сердцеобразную выемку в ставне, пронизал кабинет вкось веселым,
пыльным, золотым мечом и жидким горячим золотом расплескался на обоях стены.
На первый раз трудно было что-нибудь разглядеть в окружавшей темноте, из которой постепенно выделялись остовы катальных машин, обжимочный молот в одном углу, темные стены и высокая железная крыша с просвечивавшими отверстийми, в которые весело глядело летнее голубое небо и косыми
пыльными полосами врывались солнечные
лучи.
Горничная вышла, осторожно затворив за собой дверь. В большие окна врывались
пыльными полосами
лучи горячего майского солнца; под письменным столом мирно похрапывала бурая легавая собака. В соседней комнате пробило девять часов. Нет, это было невыносимо!.. Раиса Павловна дернула за сонетку.
Солнце висело под самым горизонтом, и красноватые
лучи заката врывались сквозь щели дырявой крыши
пыльными полосами.
По
пыльной, залитой знойными
лучами солнца улице тихо двигается похоронная процессия.
Вот ящерица здесь меж зелени и плит,
Блестя как изумруд, извилисто скользит,
И любо ей играть в молчании могильном,
Где на пол солнца
луч столбом ударил
пыльным…
Солнце садилось. Красные
лучи били по
пыльной деревенской улице, ярко-белые стены хат казались розовыми, а окна в них горели кровавым огнем. Странник и Никита сидели на крылечке хаты, окруженные толпою хохлов — мужиков и особенно баб.
Я неподвижно стоял. Мир преобразился в безумии муки и ужаса. Весь он был здесь, где золотой
луч тихо вонзался в груду
пыльных бочек, где пахла керосином жирная скамейка. Кругом — кровавое, ревущее кольцо, а дальше ничего нет.
Я втащил его в подвал, замкнул дверь. Крутые каменные ступеньки шли вниз. Громоздились до потолка
пыльные бочки, деревянная скамейка пахла керосином. Странно-тихо золотились пылинки в узком
луче солнца. На улице трещали револьверные выстрелы и молниями прорезывали воздух вопли избиваемых.